Ночь. Лежу с открытыми глазами и смотрю в потолок.
– О чем думаешь? – спрашивает жена.
– Не спится. Так, обрывки мыслей крутятся в голове.
Она приподнимается на локте.
– Завтра после работы мне к врачу. Заберешь Ксюшу из сада?
Я киваю. Она меня целует. Я отвечаю. Мы продолжаем. Стараемся не торопиться. Она беременна, на третьей неделе – так что можно не предохраняться. Вот и самый высокий миг... Сначала в ванную идет она, затем я. Когда возвращаюсь в постель, она уже спит. Я смотрю в потолок и думаю об Аюми.
На языке Юр Аюми переводится как «отдающая себя». Звучит сексуально. Правда, в нашем понимании этого слова, на Юр сексуальности не существует. Потому, что не существует секса. Сексуальность – это в нашем восприятии реальности ближайшее по смыслу определение того, что в реальности Юр обобщено термином «эмуон» – астральное совмещение.
В моменты, когда существа Юр хотят получить удовольствие, их ауры сближаются и входят в резонанс. Тогда они испытывают наслаждение. Оно похоже на оргазм, но гораздо сильнее, продолжительнее и чище. Эмуон чувствуется так, словно твое Я, то самое, которое обижается, когда ты проигрываешь в шахматы, или когда тебя обманывают или предают, обволакивается влажным дурманом, в котором это Я растворяется.
Для меня это открыла Аюми. Лежу в постели каждую ночь и вспоминаю, что произошло между нами. А о том, что случилось потом – не хочу помнить, хотя эта памятка кровоточащим порезом осталась в сознании.
Тогда энергии у меня было хоть отбавляй. Но куда применить? Везде роботы. Вот и пришлось пойти захватчиком на пиратское судно. Добывали мы бериллиевые палочки. В ту пору это считалось последним писком энергетической моды. Из бериллиевых палочек любой приличный технолог, переделав кристаллическую решетку, мог создать бета-призму – лучшее, по тем временам, атомное горючее. На одном призмаке – лети хоть к чёрту на рога. Палочки возили под охраной на больших воздушных танкерах, из созвездия Северной Короны. Но мы приспособились. С каждого танкера брали по чуть-чуть. Остановка и поиск пиратов стоили бы им дороже.
Под прикрытием «шапки-невидимки» (в высокой степени энерго-затратного прибора), наш маленький корабль приближался к танкеру, прикреплялся прямо к подбрюшью, и меня, захватчика нуль-транспортировали внутрь грузового отсека. Там я прорезал круглое отверстие в цилиндре хранения, вынимал несколько палочек, запаивал корпус цилиндра так, чтобы не было следов вторжения, пробирался назад к точке переброса и нуль-транспортировался назад, через стены танкера вместе с палочками.
Схема работала хорошо, можно сказать, отлично. Затраты на использование невидимки и нуль-транспортера себя окупали в относительно короткий срок. И после того, как капитан толкал палочки на черном рынке и отдавал долги, весь экипаж заваливался в какой-нибудь космический бар и тратил бабки на выпивку и девок.
Но в тот раз что-то пошло наперекосяк. Нуль-транспортировка назад не сработала, и я остался внутри танкера. Мой корабль-пират, конечно, удрал. А что они еще могли сделать? За такие вещи по головке не гладили.
Меня схватили, и несколько дней служба безопасности танкера допрашивала с пристрастием. Хотели знать технические детали пирата – оборудование, скорость, электронные подписи. Но скоро поняли, что я обычный захватчик и, кроме нуль-транспортировки и резанья цилиндра хранения, ничего не знал. О том, что я второй штурман, я умолчал. Да и откуда бы они узнали?
Все равно поступили они со мной гадко. Выбросили на необитаемую безлюдную планету (без названия, только номер CNT-516), и даже ножа с собой не дали. Чтоб впредь неповадно было. Спасибо еще, что дышать без скафандра можно. Совсем один. Ни поселка, ни станции. Куда не кинешь взор – одни барханы и кучки травы или кустов. Днем жарко, а по ночам холодно. Жрать хотелось страшно, и особенно пить. Жевал траву. Вкус мерзкий, горький. Пару дней так прошло. Ослабел. Лег на землю, закрыл глаза. В голове пульсировало.
Но вдруг стало лучше, будто кто-то рукой к лицу прикоснулся. Теплее, и жажда прошла, и жрать перестало хотеться. Ну, думаю, организм последние ресурсы отдает. Сдохну скоро.
Но нет. Увидел странное. Меня окружили какие-то существа или, лучше сказать, субстанции. Пять-шесть, не больше. По очертанию похожи на людей, но прозрачные, разноцветные и невесомые. Мудрили надо мной, и чем дольше, тем мне становилось лучше.
В какой-то момент во мне произошел переворот. Почва ушла из поля зрения и, вообще, из области чувств, а существа стали рельефными, осязаемыми. Я начал осознавать, что произошло. То есть мне гид все объяснила. Приставили её ко мне, вернее, она сама вызвалась ко мне в гиды. Её имя такое мягкое – Аюми. Уже после я узнал, что именно она проявила ко мне такое участие и, фактически, спасла меня. Почему, не знаю. Наверное, жалко стало. Говорили мы с ней телепатически, хотя даже эту «речь» она выстраивала мудрено. Какое-то время я был занят тем, что привыкал к мягкости и ажурности.
Планету они называли Юр. Она была неким центральным узлом, перевалочным пунктом, где встречались души (так я внутреннее называл юрцев, для простоты), прилетая из разных галактик и планет. Зачем и как – я так и не понял.
За тело боялся. Но Аюми успокоила меня. Положили его в питательную среду, и оно годами могло там лежать, как в коме. А душа моя, или сознание, могла жить независимо: перемещаться и воспринимать реальность. И я мог все видеть, но не глазами. Я воспринимал электромагнитные колебания в диапазоне, отличном от человеческой видимости и слышимости. Даже собственную ауру увидел. По силуэту на меня похожа, разноцветная. Я всего этого не знал. Аюми меня научила.
Аюми, одна из жителей Юр, сознаний, которые жили вечно. А еще она благоухала. Я не мог понять, как и чем я мог это унюхать. Ведь носа у меня не было. Когда я ей это сказал, её цвета стали ещё ярче. Она часто и подолгу говорила, ажурно, округло, вычурно. Не мог избавиться от впечатления, что её разговор похож на кружевное женское бельё.
Но самое главное, что однажды она поделилась со мной собой. Я совершенно ошалел; словно я напился в баре, но не гадко и грязно, а как-то возвышенно. А потом Аюми научила меня делиться с ней, и мы поделились друг другом.
Ох, как это круто! Хотя «круто» – слишком грубое и неточное слово. Чтобы объяснить всеобъемлющее наслаждение, которое испытываешь во время эмуон – взаимного проникновения, особенно если оно происходит при полной согласованности, откровенности и отдаче с обеих сторон, нужно это испытать! Наверное, есть какое-то земное слово, которым это чувство можно выразить, но я его не знаю.
Обычно Аюми рассказывала мне о достижениях её цивилизации, и мы куда-то двигались, на что-то смотрели. Но я плохо понимал суть, только впитывал её голос, её аромат, и ждал, когда мы опять сольемся во взаимном проникновении.
Не знаю, много ли времени прошло? И сейчас, думая об этом, я пытаюсь понять, что же стало первой ласточкой, первым посылом в прерывании этого бесконечно длившегося наслаждения? Что заставило уйти мыслями от этого блаженства? Не могу сказать точно. Сыграло ли роль осознание физического возраста? Мое тело все-таки старело. Порой одолевали смутные мысли о продолжении рода, и человеческой жизни и семье...
Аюми об этом, разумеется, узнала, и я впервые увидел её грустной. Краски её существа поменялись на более темные. А я, как мог, пытался объяснить ей, что я чувствовал.
– Понимаешь, у нас с тобой всё прекрасно. Я тебя очень люблю. Ты принесла в мою жизнь бесконечное наслаждение. Но мы разные. Ты бессмертна, а я смертен. Причем очень быстро смертен, а иногда неожиданно смертен. Моя жизнь очень коротка, и эту жизнь, где я ограничен функционированием внутри телесной оболочки, я должен провести среди своих. Я должен создать семью и произвести на свет потомков.
И вдруг Аюми заговорила просто и понятно.
– Зачем тебе оболочка? Ведь твоё сознание тоже бессмертно, и мы могли бы жить бесконечно и быть бесконечно счастливы? Зачем тебе потомки? Ведь та душа, которая заняла бы тело твоих будущих детей, войдет в тела других рожденных тел.
Что-то во мне воспротивилось её доводам. Не знаю, было ли это ЧТО-ТО человеческим, в высоком смысле этого слова. Или это был обычный лимбический алгоритм, оптимизированный на размножение.
Её краски стали еще гуще, еще темнее.
– Будь по твоему. Я не стану тебя удерживать.
Моё тело убрали из питательной среды и вернули ему сознание. И я улетел. Аюми договорилась – мне дали двухместного попрыгунчика. Того, что передвигается путем создания сверх-массы, искривляет пространство и прыгает в рассчитанное место. А «рассчитывать» почти ничего - все автоматом. Только выбирай точку следующего прыжка и тыкай пальцем. Я тыкал. Плохо мне было, безразлично все.
Прилетел-таки на околоземную станцию. Попрыгунчика отправил назад. Землянам рассказал жалобную историю о том, как меня захватили инопланетяне и держали против воли. Даже фантазировать особенно не пришлось. Хотя какое-там, против воли? Ах, Аюми, Аюми... Душу, казалось, раздирало на части.
Но постепенно острота потери отошла. От ответственности за мое преступление, за давностью лет, меня освободили. Дали пособие. Однажды я встретил женщину, которая стала моей женой. В миграционном офисе работала. Та, что сейчас лежит рядом и спит. Та, что беременна нашим вторым ребенком. Да, я люблю её и дочку земной любовью. И да, днем круговерть жизненных забот отвлекают сознание. Но по ночам я лежу и думаю: «Вот она, оказывается, какая – свобода выбора. С рептильным оскалом».