— Мать, а ты слыхала про мои истории с деканатом?
— Вкратце от папы слышала.
— Так вот…
Пашка, прислонясь к дверному косяку подобно поставленному вертикально «сократу в гамаке», изложил мне всю фабулу своих похождений по продлению академического отпуска, начиная со слов:
— Звонят мне из деканата и говорят: вы отчислены! — и заканчивая — Не знаю в итоге как они это в приказе оформили, но академ мне продлили до апреля.
Пашка невозможно исхудал, из крепкого жизнерадостного мальчика превратился в нигилиста, посверкивает очками, жестикулирует и убедительно возражает драматическим баритоном.
Я тоже изменилась в своих отношениях, уже не тискаю его как бывало совсем вроде недавно, не целую в макушку, не держу за руку. Обнимаю только когда уезжаю и приезжаю. Кто знает, может быть мои отъезды это способ удержания квоты на обнимашки.
— Ты мне про больничку лучше расскажи, а не про девочек из деканата. Что-нибудь новое о себе узнал?
— Нет, ничего нового. Баба одна, какая-то врачица, которая мне подписывала, говорит - Вы понимаете, что эта болезнь у вас теперь на всю жизнь? Вы что теперь каждый год академ будете брать? - Да какое ей дело! Подписывай уже, я сам дальше разберусь.
У Пашки межпозвонковая грыжа. Я сержусь и выговариваю ему, призывая к ответственности. В моей библиотеке аргументов остался только один, и я повторяю его как на колу мочало.
— Я родила физически крепкого и здорового мальчика богатырского телосложения. В кого ты себя превратил? В тебе от природы заложено! Как можно так…
Пашка большую часть жизни проводит за компьютером. Зрение минус пять, позвоночник испортился. Жизнерадостность почти вся уходит в виртуал.
— Ты понимаешь, что наша жизнь складывается из наших желаний?
Пашка усмехается и моментально противоречит, подвергая сомнениям мою логику.
— Я ничего не утверждаю, а просто делюсь с тобой своими жизненными наблюдениями. И твой опыт, кстати, это подтверждает.
Павел меня не слушает, затевая бессмысленный, но горячий диспут, заставляющий вспомнить Канта, Воланда, природные катаклизмы и прочие факторы, которые я прошу исключить как некую, неподвластную нашим желаниям данность. Постепенно мы переходим к области случайностей, согласно определяем их в вероятности и тут я ему говорю:
— Ты понимаешь насколько вероятно твоё рождение? Смотри, если отмотать всю предысторию моего рождения, как единицы, возникшей при слиянии двух определенных чисел, то доля вероятности моего существования крайне мала. Для того чтобы я родилась пришлось совпасть нескольким маловероятным случайностям. Мои родители познакомились в поезде, и весь путь их совместного следования занимал несколько часов. Мама вообще не должна была на нем ехать, она опоздала на свой местный и ей пришлось сесть в проходящий. Но если отмотать ещё дальше, до её рождения. Так она вообще чудом родилась, потому что моя бабушка, её мать… Ну ты знаешь эту историю, что она родилась в ноябре 41-го, а её мать, когда началась война была на 4-м месяце беременности…
— Знаю-знаю, она там с забора прыгала и пробовала абортивные средства народной медицины.
— Вот! Да и дедушка тоже чудом остался цел. Всё-таки Курск 44-года не самое подходящее место для любознательного 13-летнего мальчика.
Увлечение, которому Ленька отдавал все свое свободное, а также украденное у школы и занятий время, было не только с материнской, но и любой точки зрения самым опасным из всех опасных и самым нежелательным из всех нежелательных: он болтался по полям и пустырям кругом города, разыскивая и подбирая остатки военной техники, иногда один, иногда в компании двух-трех таких же сорванцов, причем самыми заманчивыми были предметы, еще таившие в себе огонь и взрыв. Иногда Ленька приходил домой с подозрительно оттопыренными карманами. Он наклонялся, чтобы очистить грязь с ног, и из кармана со стуком падал и катился по полу тяжелый металлический, зловеще поблескивавший предмет.
—Граната! - ахала я, всплескивая руками. — Отойди сейчас же!
—Ну, граната, - бормотал Ленька, поспешно подбирая свое сокровище и запихивая в карман. — Подумаешь, чего испугалась... Она ж совершенно безопасная.
Вестник мира, 1945 год, Л. Бартольд
— Ну ты, мать, сильно перегружаешь, возводишь это в ранг какой-то судьбы.
даа, я большая поклонница рока и фатума, но мировоззрения своего никому не навязываю.
— Паша, я излагаю факты. Интерпретируй их как хочешь. Речь о другом, исходя из этих фактов, можно посчитать насколько вероятно твоё рождение? Чисто математически.
Мы ещё несколько минут обсуждаем массивы, соцопросы, алгоритмы…
Он такой худенький, мой аскетичный красавчик. Уже мужчина. Я не знаю как ему помочь, он хочет всё делать сам.
— Короче, Паша, поскольку я наслышана о твоих подвигах, то я их описала нашим московским. Говорю им - вот Пашка, если захочет - всё сможет, невероятное совершит. За один день всех специалистов в поликлинике прошел! Фантастика! Мне бы такие способности!
Лицо нигилиста на какое-то мгновение вспыхивает детской улыбкой, он смущается моей похвалы, что-то ворчит, отрывается от дверного косяка и выходит из комнаты.
