Начало здесь
Дурацкое совещание. Вышел разбитый, как Шалтай – Балтай, игравший в Дэвида Копперфильда. Возвращаюсь к себе в кабинет с чувством, что «королевская рать» не поможет… Не может… Не собрать, короче той рати.
-Лена. Пятнадцать минут.
Лена - мой стеклянный куб, моя броня на эти 15 минут. Это значит четверть часа молчания. Телефонные звонки, SMS-ки, просто бумажки. И никакого чая, табака. И выбываю из материальной Вселенной на эту четверть часа. Извиняйте. Меня не существует.
Где я?
А нигде.
Лежу на диване, смотрю в потолок. Жду, может обвалится и прихлопнет меня нахрен – мгновенно и навсегда. Ведь бывают же землетрясения, теракты там всякие. Может снега на крыше в избытке скопилось. Или пожар. Или строители накосячили с перекрытиями - здания падают порой безо всяких причин.
Ну, блять, где это всё?! У меня целых пятнадцать минут!
На совещании обсуждалась программа приёма столичной делегации. Большой контракт, большие деньги. Мы год собирали этот проект словно пазл. И вот он – протяни к нему руку.
В сущности всё решено уже. Остался финальный штрих – «личная инициация» - это чтоб самый верхний Босс с их стороны сказал: «Да. Нам это надо».
Слово его – курок. Щёлк! Дело пошло.
В теме проекта он конечно же ни бубм-бум. Для этого у него куча спецов, и с ними всё улажено.
Но всё ждёт его «Щёлк!»
А это возможно только если Светлое Будущее, что мы ожидаем от темы, ему показать лично, здесь и сейчас. И … нет, ему не презентации нужны с таблицами графиками. Ему нужно вот это самое светлое будущее: свежее, молодое, полное жизненных сил.
Здесь и сейчас.
Тогда будут деньги «на завтра».
Технически – это просто: первый транш мы ему уже отгрузили. Осталось чепуха - выезд на охоту (разумеется в заповедник) , ну там – тигра /лося/ медведя ему подложим под ствол, ну там эскорт, ну потом в казино – что-то оно проиграет, что то выиграет - смета просчитана, деньги заготовлены.
Будущее мы знаем с точностью до копейки.
Моя задача – часть общей работы, скромная, но необходимая: вывести всю эту сумму в красивый и чистый от налогов нал. Тут тоже всё как всегда: это будет благотворительная закупка школьных принадлежностей. В прошлый раз мы дарили сельским школам контурные карты. Кто ж проверит, что уже нет этих сёл … Повторятся не будем – в этом году «подарим учебники». Детишкам же их на один год – всё истреплют в труху, как короеды. Списывай хоть грузовиками. А учебники нынче, слава Богу , дорогие : по 800, я видел даже по тыще рублей. По-моему -художественная литература. Кажется Пушкин, Лермонтов… знаем, читали… вот через художественную литературу мы на шлюх , казино баблище то и отмоем. Спасибо Минобру, что бы мы без него делали.
Министерство Образования.. Там такие милые люди…
С контурными картами в прошлый раз вообще дивно вышло. Вся партия, оказалась с картами России, на которых не нашлось места Владивостоку. Россия есть , Москва, Калининград, Камчатка, Курилы… Даже Японии захватили кусочек… Владивостока нет. Раздали школьникам Владивостока. Ну и по акту сразу списали. Сразу закрыли смету на весь эскорт – тридцать отборных блядей, с бухлом и каталовом.
Однако второй раз так делать нельзя. Повтор схемы – отчим провала.
Да и не надо. Купим им Пушкина всем. Во Владивостоке аж три памятника Пушкину… Будто он тут, а не в Питере жил. И не в каком-то там Болдино осенью, а у нас , на Седанке.. Вот и ладненько…
Лена без стука и практически бесшумно вошла в кабинет. Это дурной знак. Или я не заметил, как истекли 15 минут, или Вселенная меня всё же догнала.
К её большому пальцу левой руки прилип стикер (она по-привычке записывает телефонный звонок на бумажку, чтобы потом не сбиться, если пересказывать).
-Только что звонил из ФСБ некто Стукавкин. Сказал, что сейчас позвонит на ваш мобильный.
-Спасибо, Лена. Пятнадцать минут ещё не прошло?
-Нет
-Ну, тогда, иди. Я возьму трубку.
Предусмотрительный этот Стукавкин – знает, что с неопределяемыми номерами я не общаюсь.
Трен-н-н-нь!
А вот и он.
-Да, я слушаю.
С той стороны пауза, не слишком длинная, но явно пауза. Ровно такая, чтоб собеседник мог прочувствовать важность момента…. Ну или ленту в магнитофон заряжают. Хотя, какие сейчас «ленты» - 21-й век же …
-С вами говорит майор Стукавкин. Нам надо побеседовать.., где-то полчасика.
-Хорошо. Я готов. С вещами и сухарями?
Снова пауза, на этот раз заметно длиннее. Наконец, кажется, зевая…
-Я читал ваше досье. Вы умеет быть остроумнее, чем сейчас хотите казаться. Не надо. Поверьте, мы способны оценить хорошую шутку.
И замолчал. Очевидно, чтобы дать мне сглотнуть слюну в пересохшее горло.
-Ну так, как? Полчасика есть?
-Где?
-А где скажете. Где вам удобнее.
-Ну.. я сейчас у себя в офисе.
-Прекрасно. Оставайтесь там. Я буду через…. Через восемь минут.
-Договорились, жду.
Трубка утихла.
Блять! До проекта было дотянутся рукой.
«Последний штрих», блять!
СИРЕНЕВЫЙ
Андрей не был трудоголиком. Он презирал любые формы героизма и трудовой героизм презирал в том числе. Его убеждение состояло в том, что необходимость в героизме одних вызывается к жизни идиотизмом других, тех кто до того напортачил, а теперь срочно нужны герои, чтобы рвать жопу и исправлять.
«Похвалил героя – оправдал дурака» , - таков был его жизненный лозунг, и он ему неукоснительно следовал. Если что то можно сделать за день, он не пытался управиться за минуту. Два дня тянуть – тоже не любил. Во всём степенная размеренность рассудительность и точность. «Семь раз отмерь – один раз отрежь», вот уж и вправду – отмерять без суеты, это было формой его самовыражения.
Наверное, так и должен выглядеть сахалинский характер. А может он просто по жизни такой.
Но в любом случае, трудоголиком Андрей не был.
Поэтому когда его перевели из КБ и назначили начальником строительства заводского вычислительного центра, мне было до жути любопытное: как? Как он это сумеет? Ведь стройка – есть перманентный аврал: всё не вовремя, всё через задницу, всё на грани аварии и срыва всех сроков, если их уже не сорвали все до тебя. Как, он это всё превратит в степенный неторопливый процесс? Я не сомневался, что превратит. Некто в этом не сомневался. Но как?
Вот он в биатлоне – мог пройти трассу на максимальной скорости и не сбить ритмы дыхания, встать на рубеж и «с плеча», сделать один снайперский выстрел, первый же, «в десятку» . И снова на круг. А здесь?
Здесь он тоже прошёл.
Вопреки устоявшейся к тому времени традиции долгостроя, наш Центр был пущен строго по графику, без происшествия и превышения смет. Как и положено к 25 октября (в те времена это была сакральная дата). Как и положено с вручением премий по результатам. А сам Андрей стал его первым директором… в программировании ни в зуб ногой, тексты на клавиатуре набирал одним пальцем. Но первую «задачу» Центр установил именно 25 октября.
Дочке они дали имя Вера. Красивое имя для красивой девочки. И нестареющей женщины.
Вера – это ведь всегда необъяснимое.
Сейчас она уже выросла.
Умная и везучая – в отца, красивая – в мать, она тоже получила образования экономиста, но не стала экспериментировать ни с музыкой ни с подиумом. Расчётливо и уверено к своим 30-и годам сделала блестящую карьеру в одном из банков Гон-Конга, и собирается через пару лет, по её выражению, «удалиться от дел, а может даже заняться собой» - она не замужем, нынче это так принято.
-Тридцать лет в дафках!! Вера, твоя красота вечна?, - спросил я её в лоб, не без иронии, на правах старшего, укрывая пледом ее колени. Осенью она приезжала во Владивосток по делам и погостить заодно. В тот вечер мы засиделись у камина в нашей городской квартире. За окном хлестал дождь переходящий в снежные хлопья, выпить чего-то горячего хотелось буквально всем телом. Коньяк, камин, воспоминания и слабая, нарастающая, но ещё, едва слышная тревога внутри.. Вот чем запоминаются такие осенние вечера.
Вера рассказывала про ГонКонг и конечно про свою работу. Про Революцию Зонтиков, которую они, трясясь от страха, пересидели в офисе. Про своего смешного шефа, президента банка мистера Фу, который зная, что она из России, требовал что бы Вера срочно ехала на родину звать на помощь русских фашистов:
-Чего стоит вашему Путину взять штурмом Пекин? Русские же брали его штурмом сто лет назад? Какие проблемы?
-Путин не будет штурмовать Пекин, - пыталась возразить Вера.
-Почему? Разве он не презирает коммунистов? Почему у вас в России, он загнал коммунистов под башмак, а здесь не хочет?
-Потому что русский народ не одобрит войну.
-А-а-а-шшши… Какая «война»? Маленькая аккуратная десантная "спец-операция" – рота парашютистов, как в Афганистане в 78-м: прилетели в президентский дворец, всех перестреляли и улетели обратно.
-Мистер Фу, в Афганистане была война. Долгая. И много русских на ней погибло.
-Это из-за американцев. Путин не хочет драки с американцами? Скажи им: когда мы возьмём Народный Банк [Китайский аналог Центрального Банка] мы сбросим в помойку четверть долларовых резервов. Доллар будет опять стоить 60 копеек, как во время СССР. Американцы станут нищие. Зачем война? Нищим война не по карману…
И так каждый день, пока они отсиживались в офисе.
Забегая вперёд, замечу, этот «мистер Фу» оказался таки мошенником: в одно прекрасное утро, он не появился на работе, а к обеду на корреспондентских счетах обнаружилась недостача, сопоставимая с пятой частью их капитала. Банк пошёл под санацию, а Фу до сих пор разыскивает Интерпол.
Но это всё после.
А в тот вечер, Вера рассказывала мне свои истории, ёжась под пледом, глядя на огонь поверх дров, временами судорожно сжимая бокал, словно боялась, что кто-то отнимет.
-Короче, замуж тебе пора. Тридцать лет в деффках,-- подвёл я промежуточный итог её повествованию.
-Сейчас рано. Надо закончить кое-какие дела.
-Ага.. ну да.. «дела…», Ага «рано…», конечно… Хорошь врать-то – знаю я все твои дела: ты мужа себе хочешь тупо купить. Ага..
-Да фу на вас..
-Фу – это у вас. А у нас – полосатый матрас. Верка – я ж твою жопу вот на этой ладони держал, когда в другой памперс.. Чо ты мне врёшь?
Я кладу пару поленьев в огонь и жду когда она возразит.
Но Вера молчит и я продолжаю играть роль противного деревенского старика-циника:
-Прицениваешься ты. Ходишь по базару. Ну и как, свежий товар завезли или за тот что есть сторгуешься? … Принца Катара тебе надо? Или Принца Дубая? Может Бруней, а? По чём они в этом сезоне? По пять миллионов за экземпляр? Десять? Сколько тебе сейчас не хватает? три копейки? Любишь круглые цифры?
-Я не хочу! , - Вера со стуком ставить бокал на каменный пол перед камином, - Я не хочу как было у папы с мамой! Хочу, что бы любовь. Вы понимаете?! Это понимаете вы?
-А-а-а… ну-ну.. Где-то я эти буковки видел… Не разобрал – чой-то они означают, но попадались, случалось… Глупая ты. Наивная, глупая,.. бедная девочка.
Андрей безумно любил свою дочь. Когда мужчина боготворит своего ребёнка – это видно невооружённым глазом, как бы он не пыжился изображая равнодушного , папашу-увальня, которому «нагрузили мелкого выгуливать».
Андрей любил Веру.
В тот субботний вечер они зашли с прогулки к нам в гости.
Варежки малышки, покрытые коркой талого снега, висели на резинках из рукавов. Щеки, пылали морозным румянцем.
-Поздоровайся с дядей!, - сказал Андрей дочери тихим голосом.
-Дъяа-а-а-авуйте!
-Ух – ты, Андрюха! Она у тебя уже говорит!
-Да. Вторую неделю всем направо налево «дъяа-а-а-а-вуйте»
-Дъяа-а-а-вуйте!
-Заходи. Раздевайся. Будем пить чай.
Розовые щеки под шапкой с бумбоном были вероятно слишком толстые и мешали ей произносить чётко слова. А может их прихватило морозцем.
-Мы у-у-чимся говорить, - Андрей тоже немного растягивал гласные. – А ещё мы любим рисова-а-а-ть и перекладывать с места на место фломастеры.
Вера переваливается через порог в своём необъятных размеров и страшно неудобном на вырост зимнем комбинезоне. Дети в них напоминают космонавтов, ступающих по Луне.
Я даю ей бумагу – сколько есть и фломастеры - сколько имеется и, до кучи, коробку с цветными карандашами. Вера деловито усаживается в центре ковра, раскладывая вокруг всё это имущество.
Минут десять, мы общаемся с её отцом в полной тишине, лишь изредка нарушаемой стуком карандашей. Говорим о делах, о жизни, о жёнах, конечно же.. Обычный разговор вечером зимней субботы.
-Это какой цвет?
Вера тычет мне фломастером в бок. Я не могу разглядеть. Андрей успевает раньше:
-Сиреневый.
-Это же зелёный, ты зачем ребёнка обманываешь?
-Ну… сейчас сам поймёшь…, - и мы продолжаем чаепитие.
Через пару минут:
-Это какой цвет?
-Сиреневый
-Красный же!
-Сиреневый.
…
-А это какой цвет?
-Сиреневый.
-А это какой цвет?
-Сиреневый.
К концу первого часа, Вера приносит нам свой рисунок – лист бумаги , плотно исчёрканный разноцветными каракулями:
-Это мой си-енеевый па-а-апа!
Андрей поправляет:
-Сиреневый. Вера, скажи чётко «р-р-р-р».
-Сие-еневый папа!
-Какой красивый у тебя получился папа, Верочка, - вступаю я примирительно , - А маму ты можешь так же нарисовать?
-Не-а,- мотает головой Вера и хмурится, - нема-у.
-Почему?!- я искренне удивляюсь.
-У мамы цвет – никакой. А у тебя нет фломасте-а – никако-ва… И ка-андафа никаково – тоже нет, - Вера отворачивается и быстро уходит, рассуждая в слух, – Для мамы нужен никакой ка-андаф… Мама – никакая.. А тут только сие-невые ка-андафы, сие-еневые фафастеы, си-еневый… си-еневый… И вот это тоже си-еневый..
-Сиррреневый, - поправляет её Андрей.
Он чудесный отец, безумно любивший свою единственную маленькую дочку.
Но…, увы.
Взрослых женщин он любил с ещё большим безумием. Причём это безумие было взаимным. И справиться с этим он в одиночку ничего не мог. Да и боялся видать одиночества…
Это никого не удивляло до свадьбы.
И после свадьбы никто и не ждал перемен.
Но Надежда надеялась (уж простите за нелепый каламбур).
Непонятно на что…
Может, думала, что суровые требования членства в Партии (Андрей «вступил» буквально за каких то полгода до ГКЧП), заставят его остепениться. Наивно, конечно: Партия и в лучшие времена не отличалась строгостью нравов в своём закрытом мирке, а уж теперь, когда всё шло «по конусу» - и подавно.
Как только вычислительный центр был запущен, Андрея забрали с завода в Горком партии, а оттуда очень быстро перевели в Краевой центр. Весной он переехал во Владивосток. Вскоре туда же к нему в новую квартиру перебралась и Надежда с дочкой. «Лондон» опустел. Дом поставили на капитальный ремонт, который так и не закончился (через семь лет обветшавшее здание окончательно снесли). На какое-то время я потерял их из виду.
МОКРЫЙ АСФАЛЬТ
Настоящий поцелуй - это всегда неожиданно. Не чмоки при утреннем расставании – каждый бежит на работу, боясь забыть ключи или телефон. И даже при встрече, по возвращении домой, когда жена запрыгивает на тебя, словно обезьяна на пальму, обхватывая ногами вокруг пояса…
Настоящий поцелуй – это как порыв ветра в жарком полуденном мареве. Как хруст веток дерева, внезапно упавшего во дворе.
Или диагноз.
Или дождь, вопреки сухому прогнозу.
«Мокрый асфальт» - краска, точнее особый колер, модный в окраске дорогих иномарок первой половины 90-х. В основе своей цвет серый, но настолько тёмный, что почти чёрный. И всё же не черный, как тот, что стал трендом в «нулевые». Он именно серый, с микроскопическими перламутровыми блёстками в верхнем лаковом слое. Будто радуга на фоне туч во время грозы. Очень красивый цвет.
Я стоял на тротуаре у перекрёстка, когда джип цвета «мокрый асфальт» притормозил и моргнул фарами. Из окна показалась белокурая женская головка в тёмных но пол-лица очках:
-Садись! Подвезу!
-Надя!!! Господи! Не узнал! Богатая будешь… Впрочем, судя по тачке, ты и так не последний бутерброд…
-Садись! Тебе куда?
-Да мне тут рядом. Я и машину брать не стал, пешком проще. А ты сейчас будешь петлять по знакам три квартала.
-Торопишься, что-ли?
-Нет! Тебя вот зато встретил… А так бы – разъехались.. Ну, рассказывай, вы, что, как…
Через минуту я понял, что рассказ будет небыстрым, и предложил заскочить в ресторанчик поблизости. Так и сделали. Посидели, посплетничали… В ту пору ещё не было сотовых телефонов. Можно было спокойно сидеть в ресторане, слушать музыку, обедать, общаться живым языком…
Надежда рассказала о себе, о том как они с Андреем обжились на новом месте, о том как растёт Вера, и как удачно они нашли ей няньку со знанием английского языка. Андрей расстался с Партией, успев «по поручению старших товарищей» учредить небольшой коммерческий банк, куда, неведомым образом зашла какая-то нереально круглая сумма, (опять же от «старших товарищей») и быстро вышла в строну острова Кипр. Процентов от этой сделки, каких-то мелочно символических, хватило на четырёх-комнатную квартиру в «Дворянском гнезде», пару джипов (что бы «руль» был у каждого), ну и отложить сбережения «на чёрный день». И ещё Надежда завела небольшой магазинчик, где торгует люксовым эксклюзивом , и.. бесплатно обслуживает «по списку» «старших товарищей» - коньяки, закуски, дорогая электроника, шмотки… Владивосток – город портовый, тут привыкли к достойному быту.
Ещё пару лет назад такой магазинчик назывался бы «Спец-распределителем».
Но сейчас такие слова не приняты. И не принято так говорить.
Поэтому место зовётся «PLAZA». (Извините, опять каламбур)
Разумеется, и я рассказал о себе - как ушёл с завода, как создал свою фирму… В общем, слово за слово, с анекдотами и прибаутками, часик мы просидели.
Ну а когда шутки закончились, по-вспоминали о грустном - тех кто уже умер, кого убили, кто укатил за бугор…
-Ой! Надя. Нехорошо… Мне ведь действительно идти пора… День то к концу.
-Мне тоже… Ладно, поехали. Довезу все же, коль вызвалась.
Мою попытку расплатиться за обед она решительно пресекла - подозвала официантку и шепнула ей что-то на ухо. В общем, я не видел, чтобы кто-то за что-то платил.
Неожиданно пошёл дождь. Во Владивостоке, увы, это нормально: весь день солнце, а в середине ливень. Да такой сильный, что движение машин на улицах резко замедлилось. По струями воды мы не доехали, а еле доползли до места назначения. Дворнике на лобовом стекле не справлялись с потоком.
И трудно сказать, чего мне не хотелось больше – выходить наружу, под этот холодный душ, или расставаться с Надеждой, её эксклюзивным мирком умиротворённого благополучия в этих пяти кожаных креслах дорогого джипа.
Расставятся не хотелось ни мне, ни, как я чувствовал, ей. Мы на скору руку нашли ещё какую-то тему для болтовни, что бы переждать ливень. Потом вроде б ещё и ещё..
А ливень не унимался. Временами выговорившись, мы сидели молча.
Всё же я толкнул ручку двери.
-Надя, открой. Я пойду уже. Дождь этот, видать закончится только после того, как я промокну.
-Не торопись.., - и она взяла меня за плечо.
-Надя… Давай лучше в гости к нам вечером с Андреем и Верой, а?
Но её другая рука уже скользила вдоль моей шеи.
-Да… В гости…конечно..
-Надя?!...Ты…
-Молчи…
Настоящий поцелуй - это всегда неожиданно. Как диагноз. Или дождь, вопреки сухому прогнозу
И да, я был не готов. В тайне хотел этого момента, а наяву - не готов. Абсолютно не готов. Просто остановилось дыхание, запертое её губами. Не остановилось даже, а исчезло совсем. Было лишь её дыхание, которое стало моим. И скрип её блузки по моему галстуку. Вот же всякие глупые мелочи в память врезаются, вроде этого скрипа. И её пальцы в моих волосах…
-Надя…, что это было …? - настал момент, когда обоим понадобилось отдышаться. Только зачем я спросил! Вот дурак.
А она молчала, закрыв глаза.
Я попытался погладить её волосы, но она отстранилась:
-Оставь.
-Как скажешь. Дверь открой, заблокировалась чо-та.
-У тебя что за одеколон?
-«Polo»
-А сигареты?
-Трубка же. Забыла?
-Да, точно… Табак?
-«Peterson». Что за допрос?
-Поло и Петерсон… Ральф Лорен и Кейп Петерсон… Ты неизменно предсказуем, ну ладно…
-Что «ладно».. Надя, я работаю.
-И хорошо. Сильные запахи…
-?
-…от меня будет нести твоим одеколоном и табаком. Что б он слышал..
Объяснение оказалось столь же неожиданным, как и поцелуй. Но две эти «неожиданности» сложились в моей голове в одну простую понятную логику, типичную «женскую», увы…
-Надя.. Да ладно вам уже.. Взрослые же люди. Дочка растёт..
-Я что?!! – она вдруг закричала мне прямо в лицо, так что в ушах зазвенело.
-Так.. всё. Я пошёл.
-Иди.
-Дверь заблокировалась. Открой. … И, всё это - чепуха: ни я, ни Андрей не станем убивать друг друга из-да такой чепухи. Даже если б ты родила от меня – не станем…
Но Надя не слышала. Лежала в кресле, откинув голову и отрешённо глядя в потолок.
-Где у тебя тут блокировка снимается? Понаворотили, блин, наворотов хай-тэк, мля…, - по-очереди пробую все кнопки, что торчат из панели.
-Уходи.
-Пытаюсь же…
-Пошёл вон!
-Кнопку нажми.
-Пошел вон!!! Вы все сволочи, как же я вас ненавижу…
Наконец замок отключился – то ли я что-то нажал, то ли она машинально.
Я на улице, слава Богу – мокрый асфальт, холодный колющий гортань воздух – можно дышать.
В конце осени, они подали документы на развод. И только лет десять спустя, Андрей мне случайно признался, что в тот вечер, когда Надежда вернулась с работы домой под дождём, его посетила шальная мысль: «Вот бы вас вдвоём с ней застукать: как хорошо бы всё разрешилась. Ведь ты же всё понимаешь, ты – свой».
Но я ему ничего не сказал.
Да и зачем? Все позади.
Лена снова входит без стука. Это дурной знак? Или просто дверь осталась наполовину открытой, или кончились 15 минут.
-К вам майор Стукавкин.
Ну каламбур – Стукавкин и без стука…
Начало было тут
. . . . . . . .
Использованы иллюстрации:
Открытка (плейкаст) «Одинокий саксофон»
http://www.playcast.ru/view/1008524/5789d16bb2779231d4c8a9617236d15e54820ec5pl